Жизнь ни за что. Книга первая - Алексей Сухих

– А что такое «Ют»?

– Ют – это кормовая часть палубы по-голландски. Мы сейчас с тобой находимся на юте. А «Бак» – передняя часть палубы у судна.

– Хорошо, что кое-что полезное знаешь. А то «идут они туда, где можно без труда…» Пойдём, погуляем ещё.

Они прошлись снова по палубе, постояли впереди. Вечер сгущался. На реке зажглись бакены, берега размылись тенями. На юте бренчала гитара. Три молодых человека сидели на диванчике. Один из них отбивал на гитаре ритм и все нестройно пели про Колыму.

– Что-то грусто у вас песня звучит, – сказала Оля. – Не дадите ли мне гитару на минутку.

Кто из молодых откажет красивой девушке. Оля взяла протянутую гитару, подстроила её немного и запела:

На меня надвигается по реке битый лёд.На реке навигация, на реке пароход.Пароход белый беленький, дым над красной трубой.Мы по палубе бегали, целовались с тобой.Пахнет палуба клевером, хорошо как в лесу.И бумажка приклеена у меня на носу.Ах ты, палуба, палуба, ты меня раскачай.Ты печаль мою, палуба, расколи о причал…

Оля пропела все куплеты и подала гитару ребятам

– Так будет, повеселей.

– Спойте ещё, пожалуйста, – ответили ей ребята хором.– У Вас так красиво получается.

И Оля запела. Романсы, песни, арии… Поставленный сильный голос звучал над притихшей вечерней рекой с неподдельным чувством, и тишина над рекой нарушалась только продолжительными аплодисментами после каждой песни, которыми награждали её все пассажиры теплохода и свободная от вахты команда, которые собрались на неожиданный концерт. Оля была счастлива, и всем своим видом показывала Леониду, что она поёт для него и он часть её. И чтобы все поняли как она рада и счастлива, что рядом с ней её любимый, она вдруг вскочила на скамейку и, толкнув своего друга гитарой, запела:

Виновата ли я, виновата ли я, виновата ли я, что люблю.Виновата ли я, что мой голос дрожал,Когда пела я песню ему.Виновата же ты, виновата во всём…

Она пела и смотрела только на него и улыбалась в песне. Он встал рядом и обнял её, смотря на неё снизу вверх. Он был счастлив с этой девушкой.

С правого борта раздался шум и грубый голос-

– А ну, пропустите нас вперёд.

Трое изрядно поддавших парней двадцати восьми – тридцати лет протискивались сквозь недовольную толпу. Впереди шёл крупный мужик ростом не менее 185см и массой за 90 кг. Он становился в метре от Оли, которая прекратила петь, не понимая происходящего.

– Продолжай, красотка, а я тебе подпою. «Что ж ты спишь по ночам, дорогая моя, ночью спать непростительный грех», – хрипло выдохнул он вместе с перегаром.

Оля посмотрела на Лёньку.

– Да брось ты смотреть на этого щенка. Он ещё тебя и обнимает, наверное, бесплатно. Ты знаешь, я сталевар, я такую деньгу лопатой гребу, что за неделю таких концертов для меня ты заработаешь на целый год. – И громила протянул длинную волосатую руку к Ольге и угрожающе кинул Леньке, – отойди, щенок, жив останешься.

Народ суетливо рассыпался в стороны от певицы и её друга. Только боцман с матросом остались метрах в трёх позади от нарушителя спокойствия. Ольга с тоской взглянула по сторонам и потом на Леньку. Он ещё обнимал её, но она видела всё неравенство ситуации. Страх и ненависть стояли в её глазах.

Боксёр второго разряда Леонид Сугробин, победивший в двух последних боях нокаутом, не раздумывал. Он не боялся драки и получения возможных побоев. К его любимейшей женщине тянулась грязная волосатая рука пролетария. Того самого, ещё не перевоспитанного по заповедям социализма. При своём росте в 171 см, и весе в шестьдесят два килограмма, Леонид явно не представлял для пристававшего препятствия и стоящего внимания соперника. Но Лёнька и не думал отойти от Оли и сдаваться. Он даже не расслышал слов громилы, обращённых к нему. «Чтобы победить, надо возненавидеть своего противника, – пронзили его мозг слова тренера, – воспылать к нему злобой раненого зверя, забыть чувства жалости, добра, человечности. Но сохранить при этом ясность ума и всю свою хитрость. И ты непобедим». Он видел тоскливый безнадёжный взгляд Оли и больше ничего не видел, ничего не слышал. Ярость и злоба захватила его. Всё тело напряглось и поджалось как тугая пружина. Левой рукой он отбросил хищную руку, а правой, которой только что обнимал Олю чуть ниже талии, вложив в неё всю силу напряжённого тела, ударил удивлённую физиономию прямо в подбородок снизу. Ойкнула Оля, крикнула о помощи женщина от борта. Удар был точен и силён и потряс громилу до основания. Но тридцать килограммов разности по весу удержали его на ногах. Не дожидаясь реакции противника, Лёнька снова сжал своё тело в пружину, развернулся и ударил снова всё в тот же ненавистный подбородок. Мешок костей и пьяного мяса повернуло, будто через его пятки прошла невидимая ось. И он рухнул, с глухим звоном ударившись головой о палубу. На помощь ему бросился второй сталевар, но он был равного с Леонидом веса и, получив удар левой под правую скулу, отлетел к борту.-

– Надо всех, – мелькнуло у Сугробина в мозгу, и он бросился на третьего. Тот повернулся и побежал.

– Лёня, не надо, – взвизгнула Оля. – Она вспомнила ситуацию, когда защитившего её друга осудили, и испугалась, не ухлопал ли её защитник нападавших.

Он вернулся к девушке. Она обняла его и заплакала —

– Сволочи, жить не дают. И убивать их не дают. Убьёшь – не отмоешься.

– Что с этими делать? – спросил боцман, не ожидавший такой развязк

– Плесни на них по ведру забортной воды, очухаются.

– А ты силён, – сказал боцман и послал матроса за ведром с верёвкой.

На шум спустился капитан. Получив по паре вёдер холодной воды на головы, побитые очнулись.

– Ну, тебе, щенок, не жить, – пробормотал угрожающе громила, поддерживаемый двумя дружками. Лёнька махнул рукой.

– Снять их надо, капитан, на первой остановке. Составить акт, вызвать ментов, и сдать.

– А может, тебя надо снять за драку. Устраивают тут концерты, а капитан разбирайся.

– Мы сами сойдём, на первой остановке, раз вопрос так ставиться.

– Желание клиентов для нас закон, – буркнул капитан и ушёл.

Остановка предполагалась через полчаса. Ребята сдали ключи от каюты, поставили на билетах «остановку» и сошли, провожаемые боцманом и проводницей, которая благодарила за концерт и костила на чём свет стоит бандитов. Остановка состояла из одного дебаркадера. Домов посёлка не было видно за высоким берегом. Следующий теплоход на остановку приходил через полтора часа. Леонид зарегистрировал билеты, и они пристроились на лавочке. Олю трясло. Она прилегла, положив голову Леониду на колени. Он прикрыл её курткой и тихо баюкал. Через назначенные полтора часа они сели на подошедший теплоход. Оля сразу же завернулась в одеяло, сказала, что уже спит, и оставила Лёньку размышлять об их судьбе одного.

Лёньку тоже кочевряжило. Получив адреналина сверх всякой нормы, ему не спалось, и он вышел на палубу. То, что он принял быстрое решение сойти и сесть на другой теплоход, было поступком, достойным мужчины. Круто пьяные и, по их мнению, обиженные, начали бы разбираться с обидчиком. А Оля ещё почему-то боялась, как бы он им крупно не навредил. Не за то беспокоилась, что ему достанется, а за них. Было в этом всё непонятно Леониду. Но с ментами у него встреч ещё не было и он не хотел начинать встречи с ними вместе с Олей. Он курил на палубе. Впереди обозначилась пристань и теплоход у причала. Его теплоход причалил к борту стоящего и Леонид увидел, что это их первый теплоход, на борту которого ему пришлось быть очень счастливым и очень драчливым. На пристани менты усаживали в воронок одного за другим троих мужиков. На параллельной палубе проходил знакомый боцман.

– Что у вас случилось?

– А!? Ты прав был, студент. Не прошло и полчаса, как вы сошли, эта братва пришла в себя, поддала в топку ещё водчонки для наглости и отправилась искать тебя. А ражий детина и нож с собой прихватил. Самый настоящий бандитский финарь. Стучат во все каюты, рвут двери. На борту мат, грохот, детский плач. Мы с ребятами вышли, так они на меня: «Где боксёр? Сейчас из него жаркое делать будем». А потом на нас. Одному моему форменку рассёк. А дело как раз у пожарного щита было. Я схватил багор и по руке. Нож выпал, так я его, заразу, ещё по башке влупил. Потом связали, акт составили. А когда стали просить пассажиров акт подписать, все, как один, сволочи, по каютам разбежались. Ну да ладно. Если до суда дойдёт, вся команда в свидетели пойдёт.

– Про нас, надеюсь, не написали.

– Ума хватило. Капитан сначала морщился, но потом согласился про вас не упоминать. Им за один нож финский в достатке будет.

Лёнькин теплоход отдал швартовые, и пути кораблей разошлись. Воронка на пристани уже не было и по Лёнькиному размышлению всё заканчивалось хорошо. Леонид прошёл в каюту и, не раздеваясь, лёг на второй диванчик. Минутку он послушал ровное дыхание Оли и заснул, совершенно довольный собой.